«Мы сняли дебют чисто на стадии „слабоумие и отвага“» — интервью с режиссёром Максом Шишкиным о фильме «Последний ронин»

Про Жан-Клода Ван Дамма в роли злодея, жизнь на съёмках без горячей воды и BadComedian.

26 декаб­ря в рос­сий­ский про­кат выхо­дит фильм «Послед­ний ронин» — поста­по­ка­лип­ти­че­ский бое­вик, в кото­ром сня­лись Юрий Коло­коль­ни­ков, Тихон Жиз­нев­ский и Дани­ил Воро­бьёв. В пред­две­рии рели­за «Лай­фх­а­кер» пого­во­рил с режис­сё­ром кар­ти­ны Мак­сом Шиш­ки­ным — кли­п­мей­ке­ром и авто­ром теле­грам-кана­ла «Шиш­КИ­НО», для кото­ро­го кар­ти­на ста­ла дебю­том в пол­ном метре.

Весь кинопроцесс, по сути, какая-то игра — как песочница

— Поче­му вы обра­ти­лись имен­но к теме поста­по­ка­лип­си­са: это попыт­ка отоб­ра­зить нашу тре­вож­ную реаль­ность или, наобо­рот, бег­ство от неё?

— Пред­ло­же­ние снять кино в этом сет­тин­ге при­шло от про­дю­се­ров. Изна­чаль­но оно было очень «мак­сов­ское» — с пого­ня­ми, маши­на­ми и про­чим. Но я сра­зу ска­зал, что в нашей стране нет тех­ни­че­ских мощ­но­стей, что­бы сни­мать ответ «Безум­но­му Мак­су», — нас про­сто высме­ют на весь мир. Поэто­му надо идти от обрат­но­го: пол­но­стью исклю­чить маши­ны и дизель­панк. Тогда у нас есть хоть какой-то шанс. 

Я хотел при­ду­мать мир филь­ма, где люди могут драть­ся вру­ко­паш­ную, с колю­ще-режу­щим ору­жи­ем — что­бы мне было при­коль­но это поста­вить как режис­сё­ру. Но поче­му они не исполь­зу­ют огне­стрель­ное ору­жие, думал я? Навер­ное, ору­жие — что-то слиш­ком цен­ное, навер­ное, патро­нов почти не оста­лось. Точ­но: патрон может быть валю­той. Если кто-то выстре­лил — зна­чит, он потра­тил­ся. И роди­лась кон­цеп­ция: пут­ник и девоч­ка. Это был 2019 год, ещё до того, как был объ­яв­лен сери­ал «Одни из нас».

Когда мне пред­ло­жи­ли поста­по­ка­лип­сис, у меня был пери­од жиз­ни, когда мне сроч­но нуж­но было начать сни­мать кино. Сей­час или никогда. 

Я, конеч­но, впи­сал­ся и сра­зу же под­нял свою ста­рую кон­цеп­цию. Посо­ве­то­вал­ся с Эль­зой Серо­вой — кре­а­тив­ным про­дю­се­ром, мы рабо­та­ем в тан­де­ме уже мно­го лет. Она ска­за­ла, что нуж­но точ­но делать что-то абсо­лют­но неви­дан­ное в эсте­ти­ке: исполь­зо­вать чёр­ные цве­та, кожу. Заме­шать всё, что мы любим, с жан­ром поста­по­ка­лип­си­са. И мы пошли в эту сторону.

Я нико­гда не был фана­том поста­по­ка­лип­си­са. Мне нра­ви­лись филь­мы в этом сет­тин­ге, но не было тако­го, что я смот­рел всё. Я не играл в Fallout, я играл в Rage — более «мил­ле­ров­ский» поста­по­ка­лип­сис. Ещё в раз­ные игры в сти­ле Bulletstorm, где есть такая эсте­ти­ка. И мне, напри­мер, «Фуриоса» нра­вит­ся боль­ше, чем «Доро­га ярости».

На поста­по­ка­лип­сис сей­час в прин­ци­пе есть запрос. Посмот­ри­те на этот год: «Фуриоса», Fallout, «Послед­ний ронин», «Бун­кер» вто­рой сезон. Мне кажет­ся, инте­рес к этой теме начал­ся с пан­де­мии — ощу­ще­ние кон­ца све­та. То есть это про­сто тренд, в кото­рый мы запрыг­ну­ли и осед­ла­ли. Воз­мож­но, ско­ро он уже настоль­ко при­ест­ся, что про­па­дёт на бли­жай­шие пять-десять лет.

Съёмки фильма «Последний Ронин»

— Вы режис­сёр, сце­на­рист и автор идеи. Таких часто счи­та­ют еди­но­лич­ни­ка­ми. Но во всех интер­вью под­чёр­ки­ва­е­те, что у вас трой­ствен­ный союз: вы, Вла­ди­мир Мас­лов и Эль­за Серо­ва. Насколь­ко про­стые зри­те­ли недо­оце­ни­ва­ют рабо­ту про­дю­се­ров и кре­а­тив­ных про­дю­се­ров? Насколь­ко важ­на коман­да, даже когда ука­за­но «фильм Мак­са Шишкина»? 

— Режис­сёр — это такой дири­жёр, у кото­ро­го есть своё виде­ние. Это как шар, кото­рый надо всё вре­мя тря­сти и зада­вать вопрос:. «А вот это как? А это поче­му? Как это рабо­та­ет?» Режис­сёр — чело­век, у кото­ро­го в первую оче­редь есть на всё ответ. И он направ­ля­ет всех остальных. 

По пово­ду кре­а­тив­но­го про­дю­се­ра: Эль­за вооб­ще созда­ла несу­ще­ству­ю­щую про­фес­сию. Её назва­ли «кре­а­тив­ный про­дю­сер», пото­му что дру­го­го назва­ния по регла­мен­ту нель­зя было при­ду­мать. Но она рабо­та­ла над общей визу­аль­ной кон­цеп­ци­ей. В совет­ское вре­мя это мож­но было назвать «глав­ный худож­ник». Не худож­ник-поста­нов­щик, кото­рый зани­ма­ет­ся деко­ра­ци­я­ми. А тот, кто одоб­ря­ет весь визу­аль­ный код: от цве­та и фак­тур, деко­ра­ций и костю­ма до гри­ма и причёсок.

Вла­ди­мир Мас­лов — гене­раль­ный про­дю­сер. Чело­век, кото­рый доно­сит кон­цеп­цию до боль­шо­го кон­гло­ме­ра­та: ищет про­дю­се­ров, парт­нё­ров, про­кат­чи­ков. Он всех зара­зил этой иде­ей. И он же отве­чал за это не толь­ко юри­ди­че­ски, но и твор­че­ски, высту­пая одним из основ­ных жан­ро­вых экс­пер­тов на проекте.

Коман­да, конеч­но, важ­на. У меня такой вайб, что важ­ны все. Да, я сле­жу за тем, что­бы всё рабо­та­ло, и думаю о целост­но­сти кар­тин­ки. Но может прий­ти актёр со мно­же­ством идей, как Дани­ил Воро­бьёв, напри­мер, — и у меня, как у режис­сё­ра, зада­ча взять какие-то кру­тые идеи и отме­сти неподходящие. 

Режис­сёр — это коллаборант. 

Понят­ное дело, что я нахо­дил­ся в рабо­те над филь­мом от нача­ла и до кон­ца. Я закон­чил рабо­ту над ним поза­вче­ра: смот­рел dcp-копию, кото­рая будет отсы­лать­ся в кино­те­ат­ры. Неде­лю назад у меня была послед­няя сес­сия по цве­то­кор­рек­ции: мы докру­ти­ли послед­ние кад­ры с графикой. 

Конеч­но, я там во всём: в шриф­тах, тит­рах, в цве­тах. Даже в мар­ке­тин­ге: смот­рел посте­ры, кури­ро­вал тизер, трей­лер. Не пото­му, что я кон­трол-фрик, а что­бы быст­ро отве­чать на вопро­сы. Что­бы люди баналь­но не дела­ли лиш­нюю работу. 

Я очень ценю чужую рабо­ту и вре­мя. Пото­му что, когда мою рабо­ту не ценят, я вски­паю. Для меня это один из самых боль­ших актов неува­же­ния. Отно­сись к дру­гим так, как хочешь, что­бы они отно­си­лись к тебе, — это такая биб­лей­ская и кар­ми­че­ская история.

— В филь­ме звёзд­ный актёр­ский состав. Вы сни­ма­е­те пер­вый фильм с опыт­ны­ми актё­ра­ми. Насколь­ко лег­ко или тяже­ло рабо­тать с ними? Есть ли какие-то осо­бен­но­сти у рабо­ты с Юри­ем Коло­коль­ни­ко­вым или Тихо­ном Жизневским?

— Это абсо­лют­но инди­ви­ду­аль­но. Во-пер­вых, нель­зя сбра­сы­вать со сче­тов мой пяти­лет­ний бэк­гра­унд кли­п­мей­кер­ства. Я рабо­тал с боль­ши­ми музы­каль­ны­ми арти­ста­ми. И это тоже уме­ние — сде­лать так, что­бы они дове­ря­ли тебе. На самом деле музы­каль­ные арти­сты в чём-то более рани­мые, чем актё­ры. В слу­чае с пер­вы­ми — на пло­щад­ке им слу­жит режис­сёр. А со вто­ры­ми наобо­рот — они слу­жат замыс­лу режис­сё­ра. Юра сра­зу ска­зал: «Я абсо­лют­ный слу­жи­тель режис­сё­ра, я за ним хоть в пла­мя». С ним было очень про­сто — мы сра­зу подружились.

К Тихо­ну я нашёл дру­гой под­ход. Он любит валять дура­ка — хох­мач в жиз­ни, и у него очень чёр­ный юмор. Когда я при­шёл на первую при­мер­ку, он вки­ды­вал мно­го мрач­ных шуток и смот­рел, как я реа­ги­рую. И мы на этом фоне лич­ност­но спе­лись. Когда у нас была репе­ти­ция, я ему сра­зу ска­зал: «У тебя одна сме­на, у тебя ввод­ный пер­со­наж, ты про­сто весе­лись, а я буду смот­реть и в слу­чае чего тебя поправ­лю. Про­сто раз­вле­кай­ся. Юра будет более сдер­жан­ный — такая глы­ба, холод­ный лёд, а ты, наобо­рот, можешь быть таким ого­нёч­ком. Поэто­му давай угорать». 

Весь кино­про­цесс, по сути, какая-то игра — как песоч­ни­ца. Мы в дет­стве выхо­ди­ли после Mortal Kombat во двор: «Я Скор­пи­он, а я Саб Зиро, начи­най­те драть­ся». Кинош­ни­ки эво­лю­ци­о­ни­ро­ва­ли плюс-минус в то же самое. Про­сто теперь за это ещё и пла­тят деньги. 

Съёмки фильма «Последний ронин»

— Вы сни­ма­ли кли­пы и корот­кий метр. Это логич­ная под­го­тов­ка и про­дви­же­ние к пол­но­му мет­ру? Или вооб­ще дру­гой мир? 

— Это дру­гое! Когда ты сни­ма­ешь клип или коро­тыш, ты рас­пре­де­ля­ешь энер­гию на одну-две, мак­си­мум пять смен. Съё­моч­ный пери­од кино может длить­ся несколь­ко меся­цев. Ты не можешь 20 смен быть кру­тым, а на 21‑ю прий­ти мёрт­вым внут­ри. У нас было 30 смен, и ты все­гда дол­жен быть на мак­си­му­ме сво­их уси­лий. Но при этом не дол­жен пере­усерд­ство­вать, что­бы не выго­реть к кон­цу пер­вой же сме­ны. Там рас­пре­де­ле­ние совер­шен­но ино­го толка. 

Кино мне боль­ше понра­ви­лось сни­мать. Мы пол­то­ра года живём этим про­ек­том, и ниче­го боль­ше в этой жиз­ни тебя не вол­ну­ет, пото­му что это сей­час твоя жизнь — фильм, кото­рый ты дол­жен закон­чить. Что бы ни про­ис­хо­ди­ло в тво­ей жиз­ни, в жиз­ни тво­их близ­ких, — у тебя есть фильм, кото­рый ты дол­жен дове­сти до конца. 

— Вы хоте­ли позвать на роль зло­дея Жан-Кло­да Ван Дам­ма. Это было реаль­но или это про­сто фан­та­зии? И поче­му имен­но Ван Дамм, а не какой-нибудь Май­кл Дуди­кофф? 

– Во-пер­вых, пото­му что мы с Воло­дей Мас­ло­вым обо­жа­ем Ван Дам­ма и «Кибор­га». Во-вто­рых, они зна­ко­мы и даже рабо­та­ли вме­сте, когда у Воло­ди была дру­гая карье­ра. Мы дове­ли до того, что Ван Дамм даже про­чи­тал сце­на­рий. То есть дошло до пол­но­цен­ных пере­го­во­ров. Но потом это всё нача­ло бук­со­вать, а надо было при­ни­мать реше­ние, кто игра­ет коро­ля. И мы оста­но­ви­лись на Дане Воро­бьё­ве, кото­рый балов­нем судь­бы попал в про­ект. Это абсо­лют­ный мэтч на небесах.

Ван Дамм — был какой-то драйв, юмор. Сам факт воз­мож­но­сти его уча­стия в какой-то из мета­все­лен­ных нас драй­вил на уровне пран­ка. Мы даже до кон­ца сами не вери­ли, что это про­изой­дёт: мы при­шлём ему сце­на­рий, он его про­чи­та­ет и даже даст какой-то фид­б­эк. Это всё был при­кол, а потом: «Всё, пошу­ти­ли, давай­те уже работать».

– Полу­ча­ет­ся, в филь­ме будет что-то от «Кибор­га»? Дети вось­ми­де­ся­тых будут счастливы?

– Да, атмо­сфе­ра. Для меня этот фильм боль­ше снят под вли­я­ни­ем «Кибор­га» и «Шести­струн­но­го саму­рая», а не «Кни­ги Илая» и «Безум­но­го Мак­са», кото­рых нам при­пи­сы­ва­ют. В каж­дом интер­вью мне при­хо­дит­ся упо­ми­нать и оправ­ды­вать­ся: не толь­ко «Безум­ный Макс» и «Кни­га Илая» суще­ству­ют в жан­ре постапокалипсис. 

Если есть что-то от «Безумного Макса» в нашем фильме, так это то, как мы искали локации, и то, что происходило за кадром

— Как вы вооб­ще отно­си­тесь к идее, что кино долж­но соот­вет­ство­вать куль­тур­но­му коду? 

— Мы сни­ма­ли изна­чаль­но очень интер­на­ци­о­наль­но, но я засу­нул в фильм неко­то­рые вещи, понят­ные толь­ко рос­сий­ско­му зри­те­лю. Осо­бен­но моим одно­год­кам. Напри­мер, глав­ный герой тас­ка­ет с собой кни­гу, кото­рую пере­дал ему отец. И в этой кни­ге огром­ное коли­че­ство зари­со­вок и лос­ку­тов с раз­ны­ми кни­га­ми, свя­зан­ны­ми с еди­но­бор­ства­ми. У огром­но­го коли­че­ства паца­нов мое­го воз­рас­та были эти книж­ки на волне попу­ляр­но­сти Ван Дам­ма и «Кро­ва­во­го спор­та» с при­ё­ма­ми ушу, каратэ, сам­бо. Вруч­ную пере­ри­со­ван­ные при­ём­чи­ки, как два чело­веч­ка борются.

У нас в филь­ме есть клан, их зовут Купо­ла — это исклю­чи­тель­но рос­сий­ская эсте­ти­ка. Есть поста­по­ка­лип­тич­ный калаш, пере­кру­чен­ный синей изо­лен­той. Такие малень­кие штуч­ки, кото­рые бьют точеч­но в цель. 

Но вооб­ще, инду­стрия кино раз­ви­ва­лась вез­де парал­лель­но, и огром­ное коли­че­ство авто­ров пере­ни­ма­ли совет­скую шко­лу. Роберт Эггерс, кото­рый сни­ма­ет «Маяк» и «Ведь­му», покло­ня­ет­ся Тар­ков­ско­му, его «Андрею Руб­лё­ву». Поче­му какой-то бри­тан­ский или гон­конг­ский режис­сёр может вдох­нов­лять­ся совет­ски­ми режис­сё­ра­ми, а рос­сий­ские режис­сё­ры не могут исполь­зо­вать что-то чужое? Это про­сто двой­ные стан­дар­ты — бес­ко­неч­ная бит­ва. Нико­гда все не сой­дут­ся на мне­нии, что кто как хочет, тот так и делает. 

— Карен Ога­не­сян, когда сни­мал вто­рой сезон «Игры на выжи­ва­ние», ска­зал про съём­ки на нату­ре: «Нико­гда не сни­май­те в Узбе­ки­стане, в пустыне летом — там плюс 60». Что вы може­те рас­ска­зать про рабо­ту в Казахстане?

— У нас был ска­ут (поиск лока­ций) в +50 — это была жесть. Это был один из самых слож­ней­ших пери­о­дов. Лето, зной, пол­за­ют какие-то скор­пи­о­ны, змеи, пау­ки. И ты едешь 1 000 кило­мет­ров, в том чис­ле по неас­фаль­ти­ро­ван­ной доро­ге. Дышишь этой пылью. Это свой поста­по­ка­лип­сис. Если что-то от «Безум­но­го Мак­са» в нашем филь­ме есть, так это то, как мы иска­ли лока­ции, и то, что про­ис­хо­ди­ло за кад­ром на съёмках.

С какой-то точ­ки зре­ния это даже опас­но. Мы сня­ли дебют чисто на ста­дии «сла­бо­умие и отва­га». С боль­шим опы­том я бы на такое уже не согла­сил­ся. Когда нет опы­та, ты бес­страш­ный и бес­смерт­ный. А на самом деле я сей­час думаю, какие же мы при­дур­ки вооб­ще. Как мы мог­ли всех заста­вить в это пове­рить и ещё уго­во­рить с нами поехать. 

Съёмки фильма «Последний ронин»

Мы сни­ма­ли осе­нью, и это тоже был тоже экс­пи­ри­енс. Ты в зим­ней курт­ке, пер­чат­ках и шап­ке сто­ишь и мёрз­нешь. А через два часа тебе надо сто­ять в шор­тах и в май­ке. А потом дождь пой­дёт, а потом ветер вас сне­сёт. Посто­ян­но какая-то сме­на пого­ды, а у нас кино, где всё завя­за­но на выжжен­ной зем­ле и солн­це. Нас, конеч­но, кино­бо­жень­ка поце­ло­вал в лобик, когда мы сни­ма­ли. Как толь­ко у нас пере­ста­нов­ка, он такой: «Ну лад­но, помёрз­ни­те, вот вам ветер, вот вам дождь». А как собра­лись сни­мать: «Лад­но, сей­час сол­ныш­ко выглянет».

Съём­ки на нату­ре — это отдель­ное испы­та­ние, ещё и в 300 км от циви­ли­за­ции. Мы жили в близ­ле­жа­щих дерев­нях, мылись ледя­ной водой, воро­ча­лись ночью от стрё­ко­та сверч­ков и скре­же­та мышей в комнатах.

Я частень­ко шучу, что если мне пред­ло­жат сиквел, то надо уве­ли­чи­вать бюд­жет, пото­му что всё будет сня­то на хро­ма­кее. У нас нет ни одно­го хро­ма­кей­но­го кад­ра в филь­ме. Есть мно­го гра­фи­ки, но все эти кра­си­вые виды — это всё родное.

— У мно­гих есть ощу­ще­ние, что для авто­ра-дебю­тан­та поста­по­ка­лип­сис — офи­ци­аль­ная воз­мож­ность сни­мать кино из г**на и палок. Насколь­ко слож­но или доро­го созда­вать ощу­ще­ние того, что все разваливается?

— Зави­сит от вида поста­по­ка­лип­си­са, кото­рый вы хоти­те сни­мать. У нас самая слож­ная сце­на — с забро­шен­ным заво­дом. Мы объ­ез­ди­ли 2 000 км в поис­ках ржа­во­го, раз­ва­ли­ва­ю­ще­го­ся заво­да, кото­рый под­хо­дит по фак­ту­ре. На этой тер­ри­то­рии в Казах­стане инду­стри­а­ли­за­ции либо не было, либо её уже очень дав­но всю снес­ли. Ещё иска­ли пеще­ру, где долж­ны пере­но­че­вать герои, но так её и не нашли.

Из «г**на и палок» боль­ше каса­ет­ся одеж­ды. Так как это поста­по­ка­лип­сис, мож­но на опре­де­лён­ных пер­со­на­жей заку­пить её на рын­ке, напри­мер. То есть тебе не надо наря­жать всех в «Тома Форда». 

Какое бы кино ты ни сни­мал, все­гда будет не хва­тать денег. Даже режис­сёр, у кото­ро­го есть все день­ги мира, типа Кри­сто­фе­ра Нола­на, все­гда столк­нёт­ся с ограничениями.

Ему все­гда при­дёт­ся от чего-то отка­зать­ся, что-то упро­стить: коли­че­ство смен, пере­ез­дов или вре­мя на пло­щад­ке. Даже если тебе могут дать спи­сан­ный «Боинг», кото­рый ты можешь взо­рвать, всё рав­но вме­сто яхты 1 000 мет­ров тебе при­дёт­ся взять яхту 300 метров.

Я бы ска­зал, что для дебю­тан­тов это шикар­ная шко­ла выжи­ва­ния. Пото­му что пол­ный метр может быть доста­точ­но уют­ный и камер­ный. Напри­мер, в сти­ле филь­ма «Кит» Дар­ре­на Аро­но­ф­ски, где всё про­ис­хо­дит в одной квар­ти­ре. А может быть поста­по­ка­лип­сис. Где вы еха­ли, выса­ди­лись там, где скор­пи­о­ны, змеи, зной, дождь, ветер. Ты утвер­дил лока­цию, дума­ешь — гени­аль­но: дру­гая пла­не­та, выжжен­ные зем­ли, Мек­си­ка. При­ез­жа­ешь через два меся­ца после вне­зап­но­го сезо­на дождей, а всё порос­ло тра­вой. А ты уже не можешь сме­нить лока­цию и про­сто умо­ля­ешь коман­ду пост­про­дак­ше­на начи­нать уже сей­час при­ду­мы­вать, как зати­рать зелё­ные поля, кото­рых нико­гда тут не было. А мест­ные гово­рят: «Мы возим сюда людей уже 30 лет и впер­вые видим тут зелень».

Это кру­то зака­ля­ет. После «Рони­на» я пыта­юсь себе пред­ста­вить: какой про­ект мне бы сей­час дали, что­бы я испу­гал­ся его снять? Навер­ное, толь­ко какой-то круп­но­фран­шиз­ный фильм с супер­ме­га­ак­тё­ра­ми и мил­ли­ар­дом мил­ли­ар­дов бюд­же­та, ещё и в сжа­тые сро­ки. Навер­ное, я бы испу­гал­ся этой махи­ны — и то не факт. 

А так, впрыг­нуть в какой-то сле­ду­ю­щий фильм после «Рони­на» — ребят, подер­жи­те моё пиво. 

Съёмки фильма «Последний ронин»

«Ронин» снят для зрителей кино, а не для зрителей YouTube

— Вас мно­гие зна­ют как чело­ве­ка, кото­рый пишет про кино. Какая часть рабо­ты кино­кри­ти­ка помо­га­ла, а какая меша­ла перей­ти к режис­су­ре? Пере­жи­ва­е­те ли вы про обзо­ры кино­кри­ти­ков — того же Badcomedian, например? 

— Я в первую оче­редь ниве­ли­рую себя с кино­кри­ти­ка до кинобло­ге­ра. Я вооб­ще в боль­шей сте­пе­ни все­гда пишу о том, что мне понра­ви­лось и реко­мен­дую к про­смот­ру. Кри­ти­че­ские замет­ки выхо­дят один или два про­ек­та в год. Все их запо­ми­на­ют, пото­му что я обыч­но иду про­тив обще­ствен­но­го мне­ния. Но, напри­мер, когда я целую неде­лю писал, поче­му мне не понра­ви­лась «Дюна», я делал это как режис­сёр, кото­рый изу­ча­ет себя как зри­те­ля. Мне такое опре­де­лён­но толь­ко помо­га­ет и не может мешать. 

А про Badcomedian: я не счи­таю, что мы сня­ли кино, над кото­рым мож­но изде­вать­ся так, как он изде­ва­ет­ся над чужи­ми тру­да­ми. Это всё на его сове­сти: хочет ли он зани­мать­ся купа­ни­ем в гря­зи. Кто зна­ет, может быть, он будет в вос­тор­ге от филь­ма. Это на самом деле мне­ние одно­го чело­ве­ка. Понят­но, что к его мне­нию при­слу­ши­ва­ет­ся его армия миньонов. 

Но это не те люди, для кото­рых мы сни­ма­ли фильм. Это как незва­ные гости на вече­рин­ке, как панк, кото­рый при­шёл на чте­ние стихов. 

Если ты зара­нее хоро­нишь для себя фильм, что­бы Badcomedian на него снял обзор, — он точ­но не для тебя.

Это фильм для людей, кто любит кино: для бло­ге­ров, кино­ма­нов, людей, кото­рые зна­ют, что такое «крик Виль­гель­ма». Или, если уж ниве­ли­ро­вать, — для людей, кото­рые любят стиль, чёр­ный цвет, опе­ра­тор­скую рабо­ту, шикар­ный саунд­трек, класс­ных харак­тер­ных актё­ров, жанр и кине­ма­то­гра­фи­че­ский пафос. Я обо­жаю кине­ма­то­гра­фи­че­ский пафос. Я люб­лю кино, кото­рое не боит­ся быть кино, пото­му что кино — это экс­пи­ри­енс, это прит­ча. Оно не обя­за­тель­но отра­же­ние реаль­но­сти — это путе­ше­ствие, осо­бен­но фан­та­сти­че­ское кино.

Ауди­то­рию мож­но раз­де­лить на две кате­го­рии: зри­те­ли YouTube-раз­бо­ров и зри­те­ли кино. «Ронин» снят для зри­те­лей кино, а не для зри­те­лей YouTube. 

—  Как сде­лать глав­ные шаги? Есть ли какие-то сове­ты тем, кто меч­та­ет начать, или все про­ис­хо­дит спон­тан­но? 

— Я 33 года шёл к тому, что­бы поз­во­лить себе нако­нец снять кино. Это страш­ная рабо­та над собой, и она у каж­до­го своя. Кто-то рож­да­ет­ся и гово­рит: я режис­сёр. И, как Кса­вье Долан, в 21 год при­во­зит кино в Кан­ны. Кто-то толь­ко в 50 лет себе что-то поз­во­ля­ет, поэто­му может быть толь­ко один баналь­ный ответ: слу­шать себя, верить в себя, знать, что ты есть сам у себя. Жизнь одна. 

Эти сове­ты — они баналь­ные: надо бес­ко­неч­но рабо­тать над внут­рен­ним сопро­тив­ле­ни­ем, над син­дро­мом само­зван­ца. Ты посто­ян­но будешь стал­ки­вать­ся с людь­ми, кото­рые тебе будут гово­рить, что ты дела­ешь что-то не так. Мы на этом про­ек­те посто­ян­но слы­ша­ли, что всё долж­но быть по-дру­го­му. Кто-то вооб­ще не хотел с нами рабо­тать, пото­му что мы дебютанты.

Но у меня есть один класс­ный лай­фх­ак. Я прав­ша. И я брал зуб­ную щёт­ку в левую руку и чистил по утрам зубы. А когда ты дела­ешь то, что вооб­ще нико­гда не делал, это созда­ёт новые ней­рон­ные свя­зи в моз­гу. В этот момент, пока я чистил зубы, я всё вре­мя про­го­ва­ри­вал одну и ту же мысль: «Твои реше­ния пра­виль­ные, ты со всем спра­вишь­ся. Всё, что ты дела­ешь, чув­ству­ешь — это всё пра­виль­но». И во вре­мя созда­ния ней­рон­ной свя­зи ты под­гру­жа­ешь эту мысль в свой мозг. Как в «Мат­ри­це»: он очу­хи­ва­ет­ся и гово­рит: «Я знаю кунг-фу». 

Потом, как толь­ко ты сомне­ва­ешь­ся, та самая уста­нов­ка, кото­рую ты повто­рял на про­тя­же­нии меся­ца, уже даёт тебе под­сказ­ку: твои реше­ния инту­и­тив­ны, ты идёшь пра­виль­но, слу­шай себя. 

Нравится постапокалипсис? 🍿🧟‍♂️ 100 действительно крутых фильмов про постапокалипсис 17 сериалов про постапокалипсис: от пандемии до отключения электричества 11 сериалов про выживание, от которых захватывает дух Почему стоит посмотреть Fallout — сериал Amazon о мире после ядерной войны